Путь к трону. Князь Глеб Таврический - Александр Сапаров

Мы проехали в оставленный для нас проезд, и его немедленно закрыла очередная повозка. С грохотом падали откидные щиты, для того чтобы закрыть низ повозок, гремели цепи, набрасываемые на прочные кованые крюки. Арбалетчики, усевшись на специальные сиденья, деловито проверяли свое оружие и укладывали поудобней болты. Кони все были выпряжены и привязаны под щитами, защищающими их от навесного огня. Я пробежал к телеге с пушкарями, пушка уже была заряжена, а запальная кочерга лежала на стойке в небольшом костерке. Все свободные воины работали лопатами. Колеса повозок были уже почти наполовину закопаны в землю, и только тогда с двух сторон большого кургана появилась сплошная стена всадников, их визг и улюлюканье наполнили воздух.

Когда Джурай-хан увидел почти правильное кольцо урусутских кибиток, его в первый раз кольнуло неприятное чувство, будто он что-то сделал не так. Но отступать было поздно, и он отбросил это чувство – выхватив лук, наложил первую стрелу и с гортанным кличем пришпорил коня.

Половцы наступали полукругом, на ходу они подняли луки, и тысячи стрел взлетели в воздух. Раздался жесткий стук в защитные щиты, но ни одна стрела не смогла пробить дубовой древесины.

«Интересно, – подумал я, – наверно, сейчас снаружи телеги станут похожи на гигантских ежиков».

Половцы все приближались, старший расчета с напряжением глядел на командирскую кибитку. И вот на ней появился желтый вымпел. Со стуком упали щитки, закрывавшие бойницы, и тут же раздались, с интервалом в несколько секунд, три пушечных выстрела, над телегами, где были укреплены пушки, поднялись клубы дыма. Мне тоже ни черта не стало видно. Из-за белой пелены слышалось дикое ржание лошадей и выкрики кочевников. Через полминуты дым рассеялся, и мы увидели, как только что единая в своем порыве надвигающаяся лавина всадников беспорядочно разбегается по степи. А метров за сто не доезжая до нашего вагенбурга тремя широкими полосами лежат убитые и раненые половцы вперемежку с конями.

Вступили в дело арбалетчики, и всадники, не успевшие выехать из зоны поражения, стали десятками сыпаться на землю.

Сзади меня послышался крик, я обернулся. Ратибор был уже на коне, и за ним садились в седла ожидавшие этого момента пятьсот всадников, только около десяти человек громко ругались, стоя возле лежащих коней, убитых нечаянными стрелами.

Возчики быстро растащили две телеги, и скопившиеся у тесного прохода всадники с диким криком бросились в погоню за убегающим противником.

Вечерело, мы встали лагерем тут же, на месте боя. Горели костры, на которых готовилась вареная конина: сегодня у нас ее было навалом… Между лежащими невдалеке трупами половцев и их лошадей бродила поисковая команда – все раненые уже были добиты, и шел натуральный шмон. В глазах наших ратников все имело свою цену. Но самое главное – это оружие, а оно у половцев было очень даже неплохим. И гора шлемов, лат, панцирей, складываемая около лагеря, становилась все больше.

Я подошел, наклонился и поднял блестящий остроконечный шлем, отделанный золотом, по нему арабской вязью были выгравированы суры из Корана.

«Вот ведь что может делать судьба, – думалось мне, – когда-то мастер из Дамаска сделал этот шлем, его наверняка носил какой-нибудь богатый арабский воин, потом он какими-то причудливыми путями попал к половцам, которые даже не знают, что написано на шлеме. А шлем-то дорогой, скорее всего, сегодня именно он был на голове хана – теперь будет защищать русских воинов».

Уже начали проглядывать звезды, когда появилась наша кавалерия.

Ратибор почти сполз с коня и устало развалился у костра. Жадно выпил из бурдюка несколько глотков вина, вытер намокшие усы.

– Не получилось, – сказал он огорченно, – слишком мало нас, я-то надеялся все кочевье с ходу взять, но они почти все одвуконь были и оторвались и, как мы, кочевье успели свое загородить. Но все равно и так почти половину посекли, а эти, наверно, уйдут. Эх, если бы Ярополк с дружинами подошел, мы бы их всех прикончили.

Гзак сидел в кибитке один, все женщины были на улице и громко кричали, оплакивая погибших. Он же в который раз вспоминал так и не начавшуюся битву. Отец собрал всех своих воинов и даже взял еще воинов рода, кочевавшего по соседству хана Буняка.

Сам Буняк, узнав о размерах каравана, зевнул и сказал, что он не такой нищий и не поднимет свой зад ради такой добычи, его ждут города урусутов и их белокожие женщины, которые заплачут от счастья, увидев его член. Но воинам он в поход идти разрешил.

А сейчас почти все воины Буняка, стремившиеся показать свою удаль, не слушавшие хана, мертвы. Его отец также погиб и лежит сейчас неупокоенный рядом с лагерем урусутов.

Проклятые урусские шаманы, когда они устроили жуткий грохот и дым, сразу упали сотни воинов, лошади испугались и понесли, да и люди были оглушены и напуганы, все ожидали, что сейчас вновь раздастся грохот, но вместо этого вокруг начали падать лошади и люди, пораженные короткими толстыми стрелами. Но людей на повозках урусутов не было видно. Это оказалось последней каплей – все повернули назад и стали разбегаться по степи. Из-за кибиток стали выскакивать конные ратники урусутов и с воем и криками, подняв мечи и сабли, кинулись в погоню за убегающими врагами.

Гзак заскрипел зубами: он тоже бежал. Он, сын хана, а теперь и сам хан! От злости у него даже выступили слезы, он хлюпнул носом, вытер его рукавом и вышел из кибитки. Вокруг царила суета, его кочевье собиралось в дорогу – бежать от колдунов. Воины, разъехавшиеся по соседним кочевьям, тоже, наверно, собирали свои семьи и готовились в путь. Они не могут даже предать своих мертвых земле. Нет! Он не оставит своего отца лежать на съедение воронам и стервятникам.

Когда он спустился, его уже ожидали нукеры.

– Хан, – обратился старший из них с поклоном к Гзаку, – кочевье собралось в дорогу, мы ждем твоих приказов.

– Скажите мне, что Берзак – погиб или нет? – спросил новый хан у нукеров.

– Нет, Берзак, благословение богам, жив и здоров.

– Передайте ему, что его ждет к себе хан.

Через несколько минут к Гзаку подошел Берзак и низко поклонился. Как всегда, когда Гзак смотрел на этого воина, у него по спине бежали мурашки и появлялся озноб. Еще совсем мальчишкой он вместе с товарищами восторженно кричал, когда их родич боролся с соперниками – немногочисленными глупцами, рискнувшими выйти против него. Заканчивалось это всегда одинаково: Берзак небрежным движением руки с треском ломал позвоночник соперника, и если был в хорошем настроении, то сворачивал шею.

Но вот уже несколько лет таких глупцов не находилось, и Берзак развлекался тем, что издевался над своими рабами и многочисленными женами. Он был достаточно умен, чтобы не трогать соседей, потому как понимал, что умрет быстро: ведь ему тоже иногда надо спать. Но с ним никто никогда не ссорился.

– Хан, – прогудел мощным басом Берзак, глядя на него сверху вниз и закрывая собой окружающее, – я пришел и слушаю тебя.

– Берзак, мы сейчас собираем всех воинов кочевья и идем к месту нашего позора. Ты вызываешь поединщика урусутов на смертный бой – если там есть мужчины, они не будут сидеть под защитой грома шаманов. А ты победишь, и мы вернем себе все, что вчера потеряли.

Утро было туманным и росистым – когда развернул свою кошму, я даже намочил руки. Я провел ими по траве и обтер лицо холодной росой, пахнущей ковылем. В лагере все просыпались, кашевары уже ладили завтрак, люди потихоньку собирались у многочисленных котлов. Слышались смешки, байки, народ был доволен вчерашним днем. Еще бы – потерять семь человек, притом что убитых половцев мы даже не считали, – это было совершенно непонятно для моих однополчан. А Ратибор, похоже, уже стал фанатом нового рода войск и не давал мне спокойно есть, рассказывая о его возможном применении.

Хрипло протрубил рог стражи, все бросили ложки, тревожно оглядываясь вокруг.

Я быстро надевал надоевшую броню. Через пятнадцать минут ничто не напоминало о том, что здесь завтракали полторы тысячи человек. Все сидели на своих местах и наблюдали за окрестностями.

Из-за кургана на фоне поднимающегося солнца медленно выезжали половцы, на этот раз их было не более тысячи. Они остановились на приличном расстоянии от нашего кольца. От остановившейся массы воинов отделилась одинокая фигура. Половец подъехал почти вплотную к нашей крепости и, натуживаясь, закричал:

– Великий хан Гзак сказал и поклялся в этом: вызываем поединщика урусутов на смертный бой. Если победит ваш поединщик, все наше имущество будет вашим, а наш род будет вашими рабами навеки. Но если победит наш поединщик, то вы, все урусуты, будете нашими рабами. Если же вы не выпустите поединщика, вся степь узнает, что нет настоящих воинов среди урусутов, а только трусы.